— Сколько быдла по вечерам на улице! – Писатель Боков задумчиво почесал подбородок. – Согласись, Лыскин: мы, творческие люди, среди этой черни просто задыхаемся.

Лыскин пожал плечами.

— Представь, как было бы прекрасно, Лыскин, если б по вечерам совершали моцион только прилично одетые люди: дамы в шляпках с перьями, с белоснежными зонтиками в тонких ручках; джентльмены в отутюженных костюмах, с болонками на поводках… — Боков зажмурился. — А костюмы на джентльменах черные, нарядные, с серебряными позументами! — Он причмокнул губами: — Шик!

— Ты сам-то не в костюме, — заметил Лыскин.

— Не обо мне речь, — отрезал Боков и в два глотка ополовинил бутылку “Балтики-девятки”. Утершись рукавом, он с воодушевлением продолжал: — Хорошо бы это быдло чем-нибудь занять, чтоб не маячило перед глазами!

— Телевидением? – робко предложил Лыскин.

— Телевидение решает только часть проблемы!

— А что еще?

Боков сжал нос двумя пальцами и трубно высморкался на тротуар; обтерев пальцы об ближайший столб, сказал:

— Стаду, дружище Лыскин, нужен двенадцатичасовой рабочий день – и это как минимум! После стольких часов работы у него не останется сил на прогулки, и по окончанию рабочего дня оно сразу завалится спать. Так мы решим сразу несколько проблем, — Боков все более воодушевлялся, — во-первых, поднимем производительность труда – а это неоценимая помощь нашей матушке-Родине, а во-вторых, избавимся от смрада, который источают эти… эти… смерды! – Довольный тем, что подобрал нужное слово, известный писатель в один глоток допил пиво и разбил бутылку об стену.

— Еще по пивку?

— Почему нет?

Они купили еще по бутылочке “Балтики” и, повинуясь зову природы, зашли в темную подворотню.

— А какая жизнь тогда начнется! – мечтательно продолжал Боков, расстегивая ширинку. – Настоящая жизнь! Дамы в вечерних платьях! Лодочные прогулки! Тонкие чувства! Драматические движения души! Поэзия, дружище Лыскин! ПОЭЗИЯ!

— Ах… — печально вздохнул Лыскин.

Писатель Боков похлопал его плечу:

— Не переживай! Когда-нибудь так и будет!

И, обнявшись, они вошли в холодную, манящую яркими огнями городскую ночь.

— Все русские писатели – говно, — грустно произнес писатель Боков и почесал толстое пузо.

— И ты? – настороженно спросил Лыскин.

— Речь не обо мне, — заявил Боков и кивнул на проходившую мимо девушку: — Смотри как одета! Вылитая проститутка! – Он вздохнул. – Что за страна…

Лыскин оглянулся на девушку, пожал худыми плечами.

Они прошли под окнами серой, будто осунувшейся сталинки. Окна были распахнуты, из комнаты доносилась бодрая музыка.

— Русский рок. – Боков скривился. – Жалкие подражатели. Ничего сами написать не могут, все у западных групп воруют. Слыхал про Макаревича? Продажная скотина.

— А что не так с Макаревичем?

Боков только хмыкнул.

Они миновали автобусную остановку. На остановке толпились люди, поджидавшие автобус. Было жарко; люди потели и нервничали.

— Быдло, — сказал Боков. – Не в состоянии заработать на собственный автомобиль; смотреть на них противно.

— У тебя ж у самого нет машины, — осторожно напомнил Лыскин.

— Потому что водители в этой стране – говно, — сказал Боков. – Понакупали прав и ездят. Я тебе не смертник, чтоб с такими на одну дорогу выезжать…

Они подошли к книжному магазину. Из дверей книжного вышла девушка в желтом сарафане и случайно наступила Бокову на ногу. Боков грязно выругался, девушка покраснела. Вслед за девушкой из магазина вышел крепкий паренек – с виду боксер. Он взял девушку за руку и вопросительно посмотрел на Бокова. Боков стушевался и толкнул плечом Лыскина:

— Чего ругаешься? С каждым может случиться…

Лыскин непонимающе хлопал ресницами. Боков подтолкнул Лыскина внутрь магазина, угодливо улыбнулся крепкому пареньку:

— Вы простите моего друга, он не нарочно матом ругался.

— А это вовсе не ваш друг, это вы сами… — начала было девушка, но шустрый Боков уже протиснулся в дверь. Нагнал Лыскина, хлопнул его по плечу:

— Насилу тебя отмазал!

— Да я тут причем? – Тощий Лыскин весь как-то скукожился и едва не заплакал.

Боков махнул рукою, подошел к прилавку. Девушка с беджиком “Катерина” на белоснежной блузке улыбнулась ему и вопросительно приподняла бровь.

— Катенька, милая, — слащаво улыбаясь, сказал Боков, — книжка “Апокалиптический ковбой” писателя Бокова уже появилась в продаже?

— Сейчас проверю, — сказала девушка и застучала пальцами по клавиатуре. – Есть такая. На полке с новинками. Вас проводить?

— Спасибо, родненькая, не надо: я сам.

Боков подошел к полке с новинками, взял один экземпляр “Апокалиптического ковбоя”, принес на кассу, расплатился.

Лыскин ждал его у выхода, опасливо выглядывая наружу. Боков хлопнул его по плечу:

— Чего дрожишь, Лыскин? – Он захохотал. – Ушел тот черт, не дрожи!

Лыскин преданно посмотрел на друга.

Боков показал ему свой экземпляр “Апокалиптического ковбоя”. Нежно погладил обложку:

— Видал? Какая бумага, какой шрифт! Отличная книженция!

— Отличная… — как эхо повторил Лыскин, пустыми глазами уставившись на аляповатую обложку.

— Между прочим, последний экземпляр забрал, — соврал Боков.

Лыскин глупо улыбнулся, и они вышли наружу – в яркое, солнечное, пахнущее гудроном лето.